Фикции в гражданском процессе

В данной работе мы хотели бы рассмотреть фикции в гражданском процессе, а именно определение их сущности, признаков, каким образом они реализуются в процессе и как соотносятся с основными принципами законодательства Российской Федерации.

В настоящее время юридическая фикция как правовая категория довольно широко применяется в законодательстве Российской Федерации. Если обращаться к истокам, то термин фикция происходит от слова латинского происхождения «fictio» – выдумка, вымысел.

Так, профессор Д.И. Мейер в своей монографии пишет, что под фикцией стоит понимать «вымышленное существование факта, о котором известно, что оно вовсе не существует в другом виде» [1], тем самым называя рассматриваемый термин «вымыслом права». Довольно интересным является мнение З.М. Черниловского, который характеризует юридическую фикцию как «юридическую ложь, освещенную необходимостью», он говорит о ней как о «кажущемся акте, с помощью которого достигается известный результат, одобренный данной системой права» [2]. По его мнению, такая «правовая ложь» позволяет избежать трудностей, хотя является на самом деле техническим обманом.

Более точно на наш взгляд категория «фикция» рассматривается М.Л. Давыдовой, которая отмечает три значения рассматриваемого нами термина [3]. Во-первых, это ситуация в праве, когда законы не соответствуют регулируемым общественным отношениям, а правоприменительная практика не соответствует законам. Второе значение охватывает такие явления, которые носят юридический характер, поскольку регулируются законом, но их оценка является негативной (например, фиктивный брак). И заключительное значение, которое является более предпочтительным у теоретиков, – фикция как прием юридической техники, правовые положения, с помощью которых правоприменитель строит несуществующую условную правовую реальность.

Некоторые ученые рассматривают фикцию как феномен, играющий положительную роль при разрешении неких практических трудностей в правовых ситуациях. Однако фикция может быть рассмотрена и со стороны отрицательных позиций, как фиктивная норма.

Одним из самых ярких представителей такого двойственного подхода является К.К. Панько, который рассматривает фикцию как «прием законодательной техники, состоящий в признании несуществующего существующим и обратно, а также свойство нормы права не соответствовать потребностям общества» [4]. То есть отрицательным воздействием фикции он считает «отсутствие социальных связей между поведением субъекта и требованием закона, причиной которого являются либо неправильное отражение в законе проблемной ситуации, либо неправильный выбор нормативно закрепленных средств его осуществления».

Переходя к вопросу о признаках правовых фикций, на основании изучения различных позиций теоретиков, можно выделить следующие особенности фикции.

Во-первых, фикции «для своего объекта регулирования вычленяют те обстоятельства, которые находятся в состоянии невосполнимой неизвестности» [5], когда не представляется возможным установление искомого факта иным образом.

Во-вторых, фикции рассматриваются учеными с точки зрения юридического факта. Причем они не являются юридическими фактами как таковыми, а лишь «замещают их в тех случаях, когда динамика правовых отношений ожидает наличия факта, а в реальной действительности допускается пробел» [6].

В-третьих, фикции имеют специальный деформирующий характер. По мнению М.Л.Давыдовой[7], он может заключаться в трех аспектах:

• в искусственном приравнивании обстоятельств, различных или даже противоречивых действительности;
• признании реальными несуществующих обстоятельств, а также отрицании существующих;
• признании существующими в действительности обстоятельств до того, как они возникли на самом деле;

В-четвертых, фикция имеет неоспоримый, императивный характер. Здесь довольно интересной точкой зрения представляется мнение И.Л. Ишигилова [8], который разделяется этот признак на два подпризнака. «первый характеризует саму правовую норму, которая содержит юридическую фикцию, а второй – адресован правоприменительному органу». По первому подпризнаку фикция может не соответствовать действительности, но при этом она признает явление существующим «без колебаний». Касательно второго подпризнака правоприменитель должен поступать, исходя из положений, предписанных правовыми нормами, хотя бы это не соответствовало действительности.

Также фикция «содержится, закрепляется и описывается в правовых нормах» [9], в ином случае назвать фикцию правовой мы не можем.

Правовые фикции известны различным отраслям права, однако большая их часть присуща гражданскому судопроизводству. В некоторых ситуациях без фикции в процессе невозможно правильно и справедливо разрешить гражданское дело, именно поэтому их признают в качестве исключения из общих правил производства по делу.

Стоит отметить, что фикции в гражданском процессе разделяются на два вида: процессуальные и доказательственные. Процессуальные фикции связаны с созданием необходимых условий для своевременного и справедливого рассмотрения и разрешения гражданского дела. Объектом доказательственных фикций являются обстоятельства, подлежащие доказыванию, а также то, в пользу какой из сторон они будут признаны судом.

В соответствии с п. 6 ч. 1 ст. 150 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации[10] при подготовке дела к судебному разбирательству судья извещает о времени и месте разбирательства дела заинтересованных в его исходе граждан или организации. Однако нередки в судебной практике такие ситуации, когда заинтересованное лицо во время производства по делу меняет место жительства без извещения суда об этом. Данный пробел может быть восполнен посредством применения процессуальной фикции, закрепленной в ст. 118 и 119 ГПК РФ [11]: при отсутствии такого сообщения судебная повестка или иное судебное извещение посылаются по последнему известному суду месту жительства или месту нахождения адресата и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает. Также при неизвестности места пребывания ответчика суд приступает к рассмотрению дела после поступления в суд сведений об этом с последнего известного места жительства ответчика.

В рассмотренной выше правовой норме суд считает лицо надлежаще извещенным о судебном заседании, хотя это может не соответствовать действительности.

Действующий ГПК РФ отказался от некоторых доказательственных фикций, ранее содержавшихся в ГПК РСФСР. Но для полноценного понимания сущности доказательственных фикций, которые сохранились в действующем законодательстве, а также для выявления их проблематики, по нашему мнению, необходимо раскрыть сущность фикций в гражданском процессе РСФСР.

В соответствии со ст. 70 ГПК РСФСР [12] в отношении стороны, удерживающей у себя и не представляющей по требованию суда вещественное доказательство, суд вправе установить, что содержащиеся в нем сведения об обстоятельствах, имеющих значение для дела, стороной признаны. В случае не извещения, а также непредставления вещи участники процесса подвергаются штрафу.

Ранее существовавшее правило было сформулировано довольно категоричным образом. Впоследствии такая доказательственная фикция перекочевала в ч. 1 ст. 68 ГПК РФ[13] :если сторона, обязанная доказывать свои требования или возражения, удерживает находящиеся у нее доказательства и не представляет их суду, суд вправе обосновать свои выводы объяснениями другой стороны.

В части 3 ст. 79 ГПК РФ[14] закрепляется норма об уклонении стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно, суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для нее она имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым. Однако выводы суда невозможно считать соответствующими реальной действительности, так как экспертиза не была проведена, но такой вывод необходим для дальнейшего осуществления правосудия по делу, преодолев невыполнение одной из сторон своих процессуальных обязанностей.

Таким образом, на данный момент гражданский процесс имеет одну процессуальную фикцию, закрепленную ст. 118, 119 ГПК РФ, и две доказательственных фикции – ч. 1 ст. 68 и ч. 3 ст. 79 ГПК РФ.

Возвращаясь к определению категории «фикция» с точки зрения антагонистического подхода, О.В. Танимов отмечал, что это «какое-либо явление или норма, противоположные, противоречащие самой сущности закона, способствующие негативному проявлению отчуждения закона от интересов общества»[15].

Фикции дополняют процессуальные нормы и введены законодателем для преодоления негативных последствий процессуальной недисциплинированности лиц, участвующих в деле. Причем можно сказать, что они предполагают определенного вида гражданско-процессуальные санкции в отношении таких лиц.

Они упрощают производство по делу, при применении фикции одна сторона получает привилегированное положение, что не соответствует сущности такого принципа гражданского процесса, как состязательность сторон, поскольку в случае применения таких фикций суд утрачивает роль арбитра при разрешении гражданского спора и принимает сторону одного из участников судебного разбирательства.

При применении ст. 118, 119 ГПК РФ заинтересованное лицо, которое явилось в суд, получает привилегированное положение, поскольку суд при вынесении своего решения будет основываться на доказательствах, которые были ему представлены только одной из сторон. А в соответствии с ч. 1 ст. 68 и ч. 3 ст. 79 более вероятно, что решение будет принято в отношении более процессуально дисциплинированной стороны.

Таким образом, вышеназванные правовые фикции противоречат не только ст. 12 ГПК РФ[16], закрепляющей принцип осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон, но и ст. 51 Конституции Российской Федерации [17]. Последняя статья не допускает предоставления суду против своей воли доказательств самих участников спора, которые свидетельствуют против него и ухудшают его положение.

Можно сказать, что применение фикций не способствует установлению судом объективной истины по делу, именно по этому вопросу до сих пор ведутся активные дискуссии ученых. Но большая часть теоретиков оправдывает введение законодателем правовых фикций, поскольку в большинстве случаев их можно назвать целесообразными, как исходя из определения, их признаков, так и выполняющихся ими функций. Использование в правотворчестве юридических фикций иногда является единственным средством регулирования общественных отношений в ситуациях невосполнимой неизвестности, как пишет Е.С. Данилова [18] Однако, по нашему мнению, правовая фикция должна быть применена в качестве исключительного приема юридической техники, когда иными средствами достижение поставленных задач и целей не представляется возможным.