Проблемные вопросы зачёта при уступке требования: российская практика и зарубежный опыт

В качестве исключения из общего правила встречности зачитываемых требований [2] законодатель в ст. 412 ГК РФ предоставляет должнику право зачесть против требования нового кредитора (цессионария) свое требование к прежнему кредитору (цеденту). Однако обратной стороной предоставления должнику такого права является то, что все возможные риски перекладываются на цессионария, который может столкнуться с тем, что возмездно приобретённое им право требования прекратилось зачётом. В особенности это несправедливо, если при приобретении права требования цессионарий объективно не знал и не мог знать того, что у должника имеется или возникнет основание для зачёта.

Предоставление должнику права на зачёт при уступке требования объясняется ретроспективным характером зачёта, который состоит в том, что зачитываемые требования считаются прекращёнными не с момента получения другой стороной заявления о зачёте, а тогда, когда требования впервые стали способными к зачёту. Должник вправе зачесть против цессионария требования к цеденту, потому что возможность заявить о зачёте возникла у него до совершения уступки. Именно поэтому вне зависимости от того, когда должник заявил о зачёте, его требования будут считаться прекращёнными на тот момент, когда совпали были соблюдены условия, необходимые для совершения зачёта.

Законодатель в п. 2 ст. 412 ГК РФ закрепил, что к зачёту допустимы только те требования, срок исполнения которых наступил к моменту получения должником уведомления об уступке либо этот срок не указан или определен моментом востребования. Верховный Суд Российской Федерации (Далее – ВС РФ) в п. 23 постановления Пленума ВС РФ № 54 [3], разъясняя ст. 412 ГК РФ, указал на допустимость зачёта тех требований, срок исполнения которых не наступил к моменту получения должником уведомления о состоявшейся уступке, если заявление о зачёте сделано уже после наступления этого срока. Данная позиция представляет собой толкование contra legem, поскольку ВС РФ по сути дезавуировал явно выраженный законодателем запрет зачёта требований, срок исполнения которых не наступил к моменту уведомления должника.

Следует отметить, что позиция, занятая законодателем в п. 2 ст. 412 ГК РФ не является новой – ГК РСФСР 1922 г. и ГК РСФСР 1964 г. также содержали запрет на зачёт требований, срок исполнения которых не наступил. Однако подход, устойчиво закрепившийся в отечественном законодательстве, подрывает разумные ожидания должника, который, вступая в обязательственные отношения, мог рассчитывать на погашение своих долгов за счёт возникших у него в будущем встречных требований к контрагенту. В особенности это актуально в договорах строительного подряда, где заказчик зачастую рассчитывает, что в случае нарушения подрядчиком порядка выполнения работ, он сможет зачесть в счёт оплаты работ требования о возмещении убытков или притязание по уплате неустойки. К тому же, такое ограничение открывает возможности для злоупотреблений, когда недобросовестная сторона перед наступлением срока исполнения своего обязательства уступает своё встречное требование другому лицу, лишая тем самым контрагента права заявить о зачёте. Так, ВС РФ рассмотрел дело, в котором поставщик для того, чтобы лишить заказчика возможности зачесть в счёт покупной цены требования об уплате премии за достижение установленного объёма закупок, уступил требования об уплате цены за будущие поставки другому лицу [4].

Противоположный подход, занятый ВС РФ, закреплён в законодательствах стран германской семьи. Так, согласно § 406 Германского Гражданского Уложения должник вправе зачесть против требований нового кредитора свое требование к прежнему кредитору, даже если срок исполнения по нему наступил после уведомления должника об уступке. Однако такой подход также является слишком категоричным, поскольку позволяет должнику зачесть против требований цессионария возникшие после уведомления должника требования к цеденту, вытекающие из другого договора или внедоговорные требования, о которых в момент заключения договора уступки цессионарий объективно не мог знать.

В то же время в законодательствах ряда европейских стран (Франция, Нидерланды) закреплён другой подход, согласно которому требования должника, вытекающие из того же правоотношения, что и уступленное требование, могут быть зачтены независимо от срока исполнения. Требования же, не связанные с уступленным требованием, могут быть зачтены только при условии, что срок исполнения по ним наступил к моменту уведомления должника об уступке требования. Этот же подход разделяется и в большинстве наднациональных унификаций [5]. Так, к примеру, согласно ст. 11:307 Принципов Европейского договорного права должник вправе заявить о зачете требований к цессионарию, если требование должника к цеденту тесно связанно с уступленным требованием. Этот подход является наиболее сбалансированным, поскольку позволяет как учесть право должника прекратить свой долг зачётом требований, срок исполнения которых ещё не наступил, так и минимизировать риски цессионария, который, изучив договор цедента с должником, может оценить возможность предъявления должником к зачёту требования, возникшего из того же договора, что и уступленное.

В случае прекращения уступленного требования в результате зачёта, неопределённым остаётся вопрос о правовой природе ответственности цедента перед цессионарием. Согласно ст. 390 ГК РФ, цедент несёт перед цессионарием ответственность за недействительность требования, но не отвечает за неисполнение этого требования должником. Исходя из буквального смысла нормы, цедент не отвечает за прекращение уступленного им права в результате зачёта, поскольку требование потому и было прекращено зачётом, что являлось действительным. Однако кажется абсолютно несправедливой ситуация, при которой лицо, возмездно приобретшее право требования к должнику, сталкивается с прекращением этого права требования посредством зачёта. На этом основании Т.Р. Фахретдинов указывает, что при прекращении обязательства цедента перед должником в результате зачёта имеет место неосновательное обогащение цедента за счёт цессионария [6]. Однако исходя из смысла ст. 1102 ГК РФ обогащение цедента не может быть признано неосновательным, поскольку происходит на основании договора об уступке требования. В ряде романских правопорядков (например, ст. 2041 ГК Италии) наравне с неосновательным обогащением выделяют иски из «несправедливого обогащения», которые применяются тогда, когда сбережение имущества произошло по основанию, но вопреки принципу справедливости. Иск из «несправедливого обогащения» вытекает из римского принципа «causa data non secute», который сводится к следующему: тот, кто доставил что-либо другому лицу в предположении, что наступит известное событие, тот может, если его предположение не сбудется, требовать от принимателя возврата, выданного ему [7]. Теоретически подобную конструкцию можно распространить и на случай, когда возмездно уступленное право требования прекращается посредством зачёта должника, однако ввиду наличия других более специальных по отношению к ответственности цедента конструкций использование иска «из несправедливого обогащения» в этой ситуации вряд ли видится целесообразным.

Некоторые отечественные учёные высказываются о применении в данном случае по аналогии норм о качестве товара в купле-продаже [8]. Так, согласно ст. 469 ГК РФ продавец обязан передать покупателю товар, пригодный для целей, для которых товар такого рода обычно используется. Данный подход широко используется в Германии. Однако не следует забывать, что уступка права требования может происходить не только путём заключения договора купли-продажи, но и в форме договора мены, а также в виде отступного и др. Поэтому применение по аналогии норм о купле-продаже товара не позволяет объять все случаи, когда уступленное право требования прекратилось в результате зачёта.

В ст. 9.1.15 Принципов УНИДРУА 2010 г. прямо закреплено правило о том, что цедент несет перед цессионарием ответственность за прекращение уступленного требования в результате сделанного им или должником заявления о зачёте. Если должник всё-таки сделал заявление о зачёте, то цессионарий вправе обратиться к цеденту с требованием о возмещении убытков. Вслед за европейским законодателем Совет при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства в п. 4.1.3 Концепции развития гражданского законодательства [9] указал, что на первоначального кредитора следует возложить ответственность за сделанное им или должником заявление о зачёте. Однако в конечную редакцию ст. 390 ГК РФ данная норма не попала, из-за чего проблема в законодательном плане осталась неразрешённой. В связи с этим в доктрине обоснованно высказывается позиция о том, что ответственность цедента за прекращение уступленного права требования зачётом может быть выведена путём расширительного толкования пп.5 п.2 ст. 390 ГК РФ, где указано, что цедент несёт ответственность за совершение им действий, которые в дальнейшем могут служить основанием для возражения должник против уступленного требования. Представляется, что данное решение является наиболее приемлемым.

Определённую сложность вызывает вопрос о том, может ли должник зачесть против требований цессионария имеющиеся у него внедоговорные требования к цеденту, например, притязание о возмещении убытков. Во Франции и ряде других зарубежных правопорядков предъявляемое к зачёту требование должно носить бесспорный характер, что нельзя сказать о внедоговорных требованиях, размер которых может быть снижен судом. Несмотря на то, что отечественный законодатель не предъявляет такого требования, судебная практика долгое время придерживалась такого подхода и не допускала к зачёту требования, в бесспорности которых имеются сомнения [10]. Следуя этому подходу, должник для того, чтобы зачесть свои требования против цессионария, должен предварительно подтвердить наличие долга и его размер судебным решением, что перекладывает на должника не только повышенные издержки, но и удлиняет срок для проведения зачёта, крайне важный для проведения зачёта при уступке требования, поскольку такой зачёт может быть проведён исключительно до наступления срока исполнения по уступленному требованию. В противном случае должник мог бы затягивать своё исполнение до тех пор, пока не наступит срок его собственного требования к цеденту для того, чтобы в дальнейшем заявить о зачёте [11]. Президиум ВАС РФ в 2012 г., не поддержав позицию нижестоящих судов, указал, что требование, предъявляемое к зачёту, не обязательно должно быть бесспорным, а если лицо, получившее заявление о зачёте не согласно с размером зачитываемого требования, оно вправе предъявить иск о взыскании суммы, в отношении которой зачёт был произведён неправомерно [12]. Если сумма требования должника будет уменьшена судом или требование будет признано несуществующим, то зачёт в этом случае полностью или в части будет считаться ничтожным. Риск возникновения в связи с этим убытков или начисления неустойки должно нести лицо, заявляющее о зачёте. Данный подход был поддержан практикой ВС РФ [13].

Таким образом, зачёт при уступке требования относится к числу наиболее проблемных вопросов регулирования договора цессии, поскольку требует учёта различных, зачастую противоположных интересов не только сторон договора уступки, но и должника в основном обязательстве, а также сбалансированного подхода к защите, как должника, так и цессионария.